Первого, первого, первого нынешней эры,
Утром внезапно взошло и нарушился сон,
Низкие мысли в высоких слоях атмосферы,
Очень мешали писать про теченье времен.

Третьего первого утром опять накатили,
Вновь в Плетцензее случился случайный цурюк,
Жерех почти не клевал, но его изловили,
Хан Тохтамыш монополию ввел на урюк.

Пятого снова взошло, но в шестнадцатом веке,
Петр без фильтра всухую разбил «Тре крунур»,
После текилы совсем одурели ацтеки,
Били тарелки крича:: « Это не Байконур!».

В этот же день, но уже в позатымешнем годе,
Если смотреть чуть правее, то слева от вас,
Вдруг ощутилась с утра аномалья в природе,
Вроде все тихо спокойно- и на тебе-в глаз.

В тридцать шестом по приколу поставили к стенке,
Радости было на всю, извините, страну,
Года за два посбивали ступни и коленки,
В тридцать восьмом передвинули дальше к окну.

Двадцать девятого вроде взошло, но недолго,
Слабенько так посветило и сдохло совсем,
Справа на снимке: немецкие дети в обновках,
Слева на снимке: ненецкие дети… во сне.

На тридцать пятом году после бурных дебатов,
Снова ввели то что вывели сто лет назад,
Классик послал на три буквы героя в Саратов,
Банка чернил измазюкала чистый квадрат.

В ночь на шестое взошло, но убрать не успели,
Жук колорадский убрал все в свои закрома,
От огорченья жука колорадского съели,
Утром болели мозги - наступила зима.

В две тыщи третьем поймали писца-летописца,
Клялся, божился, что пишет, мол, не на заказ,
Били по ребрам недолго, но точно и чисто,
…Утром добавились в летопись несколько фраз…